Читатели и зрители

— Остальные десять процентов нашей интеллигенции, пожалуй, даже получше, пошире будут, чем европейские. А почему?
— Ну-с?
— Да потому, что мы не можем сразу заснуть, как легли в постель. Нам для этого необходимо с полчасика почитать. Это убаюкивает. Сегодня полчасика, завтра, послезавтра… так из года в год. Глядь, и весь Толстой прочитан, и весь Достоевский, и весь Чехов. Даже Мопассан и Анатоль Франс. Вот мы и пошире и поначитанней французов и немцев. Те засыпают легче.

Мариенгоф

Каждое утро я окатываю себя ледяной водой из душа. С головой. Секунд 30, максимум минуту. Потом включаю теплую и отогреваюсь. Сдаю этот мааахонький экзамен на решимость за редчайшим исключением каждое утро, уже который год. Однако был период, когда я читал «Гулаг» Солженицына. И все то время я не мог заставить себя включить холодную воду. Просто не мог! От страха все сжималось, и первые же смертельно холодные брызги напрочь выводили из равновесия. Холод, голод, безнадежность, неимоверный, непосильный надрыв физических и душевных сил, тотальное бессилие перед мыслью, что все это по-настоящему, не игра с холодным душем или купанием в проруби на крещение, или с тем, чтобы порезвиться, распаренному и сытому, в бане, с прыжками в купель. И хотя по факту я как раз и бываю в эти моменты сытый, распаренный и вдобавок выспавшийся, и технически процедура все та же, но страх и боль в уме не давали через нее пройти. И даже пару недель после того, как закончил читать эту эпическую книгу – все равно не мог.

Я чертовски преданный, но довольно незатейливый читатель. Книги для меня – не предмет искусства или показатель мастерства. Они – как телевизор, ворота в альтернативный мир, в сон, в некий спектр эмоций, недостижимый другим способом. С тем только преимуществом, что эфирную сетку составляю я сам, и не включаю туда рекламу и совсем уж явную фигню. То, что в них происходит, никак не касается моей реальной жизни, и тем ценно. Еще большой плюс в том, что читаю я медленно, поэтому книги, романа, хватает надолго. А фильм заканчивается быстро. А сериалы, как правило, отстают по качеству, и не рассчитаны на сквозной просмотр, сделаны дробно, скорее как сборник рассказов, связанных набором героев. А читать рассказы один за одним я с детства не люблю: как сказал какой-то автор, все время приходится прощаться. Рушится цельность моего иллюзорного мира, не успеваю в нем побыть, ему поверить.

И все же книги еще чем-то лучше, качественнее. То ли пишутся они давно, и мастерство это людьми прекрасно отточено. То ли фильмы сложнее снимать из-за множества задействованных людей, которые волей-неволей размывают авторскую подлинность. То ли книга читается заведомо в своем темпе, а фильм что-то навязывает, иногда против шерсти, против моментального настроения. То ли книга для восприятия технически требует некоторой сосредоточенности, а в фильм можно тупить с устатку. То ли еще по какой-то причине. Но великолепных книг множество, за всю жизнь не перечитать, а фильмов как будто куда меньше. 

В той или иной степени это понимают все. Вряд ли есть на свете родители, которые столь же ревностно отгоняли бы детей от книг, как от телевизора. И дело не только в том, где качественнее контент. Само по себе занятие содержит некий знак качества. К человеку, который много читает, заранее (и возможно зря) относятся уважительно, подобно тому, как к пианисту относятся априори с пиететом, а вот гармонисту еще много что предстоит доказать. 

Судя по совсем маленьким детям, визуальный контент, однако же, победил. Словарный запас дошкольников теперь вдвое меньше, чем был тридцать лет назад. Проблема даже не с письменной, а с устной речью. Связь с книжным миром слабеет, читатели остаются в меньшинстве, и хотят хорошо структурированных текстов. «Пять правил того-то», «Десять смсок о том-то», непременно с оглавлением, индикатором прогресса, возможностью прочесть только жирный шрифт. Все меньше людей доверяет автору текста настолько, чтобы читать его подряд, как Дюма. Все меньше людей, начиная текст, верит, что непременно осилит его до конца. Тут, конечно, авторы виноваты сами, снизив планку и превратив написание текстов в немыслимых мощностей конвейер.

Гюго в «Соборе» торжественно хоронит архитектуру как центральное направление творческой энергии человечества. Столетиями она была главным методом приблизиться к божественному и донести до людей свою художественную искру. Если бы был выбор, с каким талантом родиться, в это время нужно было рождаться зодчим. И убила архитектуру, по его мнению, печатная книга. С некоторого момента именно она стала каналом номер один для того таинственного вида энергии, что отличает человека от животного. Властителем дум стал пишущий, посредством печатного станка по силе и массовости воздействия быстро затмивший строящего и ваяющего. И теперь нет проблем построить еще один собор Святого Петра, вдвое больше и торжественнее прежнего, технологии позволяют. Да никто не строит, не нужно. Центр тяжести безвозвратно сместился, и все великое теперь происходит в другом плоскости. 

Пришло, вероятно, время, сделать следующий шаг (хотя лично я против, я бы остался при книжках!). Литература займет свое достойное место среди былых пассионарностей, рядом с архитектурой и симфонической музыкой, сохранит свой клуб приверженцев, но перестанет быть первейшим из художественных расширений живой жизни. Но как и во всех предыдущих случаях, написанного с легкостью хватит на целую человеческую жизнь, так что принципиальным читателям печалиться не о чем.