Мой друг Семен любил говорить: в машине не должно быть совсем уж все в порядке. Царапина на бампере, трещина на стекле, сломанный пассажирский стеклоподъемник – хоть какая-то мелочь, но не должно быть все идеально. Иначе вскорости жди крупной аварии.
Замечу в скобках, что Семен – человек сугубо практический, серьезный, к философиям не склонный. Все, что он говорит, имеет конкретный прикладной смысл. Я к тому, что высказывание про машину - не метафора. Семену некогда философствовать и художествовать. Это время он лучше посвятит благоустройству дачи или починке велосипеда. И даже когда Семен был молод и пил иногда до лиловых чертей, никаких иносказательных посылов я от него не слыхал. Но если правда то, что вселенская мудрость полностью проявляет себя в каждой былинке, то и моего друга Семена эта мудрость не обходит. Если присмотреться, он, как и любой из нас, ежесекундно работает проекционным экраном мироздания, на котором круглосуточно разворачивается не имеющая конца и начала величайшая сага бытия. При этом краткость и несуетность Семена образует идеальную ответную половину множеству абзацев не очень полезного текста, которые роятся у меня в голове и только и ждут центра кристаллизации. И подобно тому, как любая строка Торы, помимо непосредственного содержания несет в себе и намек, и толкование, и тайный смысл, бытовые афоризмы Семена тоже можно понимать по-разному.
Быть может, говоря образно про автомобиль, он имел в виду роль аскезы в жизни человека. Избыточный комфорт действует пагубно, расслабляет, ведет к недостатку ощущений. Отсутствие внешних напряжений психика неизбежно компенсирует внутренними. Для душевного здоровья непременно должен быть легкий дефицит! Лучше, когда немного неудобно, когда чуть-чуть не досыта, когда не все по шерсти, а иногда и против, когда не сверхкомфорт, а просто комфорт, когда без особенных излишеств, когда на шаг ближе к поджарости, чем к ожирению. То есть жизнь в итоге все равно не допустит ожирения (см. выше: жди аварии! – предупреждает нас Семен), просто не надо к нему так уж остервенело стремиться, ибо никакого счастья оно не приносит. И не надо карябать машину гвоздиком (об этом жизнь тоже позаботится сама). Просто не нужно требовать ста процентов, а учиться удовлетворяться каким-то достаточным для жизни, достойным трудовым процентом.
А еще вероятно, что мысль Семена была о том, что перфекционизм – чрезвычайно дорогое удовольствие. Каждый следующий шаг на пути к идеальному отнимает непропорционально больше сил, чем все предыдущие, и потому нужно быть осмотрительным, выбирая направление для этих шагов. Можно вымыть новую машину гипоаллергенным шампунем, отполировать замшевой варежкой, завернуть в махровое полотенце и поставить в теплый гараж, и в этом гараже она будет идеальна. Но когда же при этом жить, думать о тысяче и одной вещи помимо машины, и стоит ли такая прикладная вещь, как машина, этой олимпийской концентрации? И не настало ли уже время согласиться с тем, что всем нам лучше бы большие усилия направлять на большие идеи и пояснее разделять цели и средства, чтобы пореже их путать?
А может быть и так, что Семен имел в виду вообще совсем другое: что мир – место в целом грязное, небезопасное и временное. Все на свете, рождаясь, в тот же миг начинает разрушаться и умирать. Хорошо бы нам не обманываться на эту важную тему, не строить иллюзий о том, что мы своим рвением и прилежанием сможем этот процесс сдержать или повернуть вспять, как тот персонаж из японской поэзии, который в попытке вернуть лето спускался на лодке к югу, но смог лишь продлить осень. И чтобы окончательно отбросить подобные заблуждения, нужно смириться с приметами бренности, принимать их как должное, устранять по возможности оптом и между делом и не слишком печалиться, наблюдая, как с каждым кругом, что мы описываем вокруг Солнца, их становится больше, как они ширятся и углубляются, как вырастают дети и старятся школьные друзья, как облетают волосы и множатся морщины на лице в тех местах, которыми мы радуемся и горюем…
Ничего мне на это не ответит Семен. Переждет шелест слов, глядя в пол, отхлебнет остывший кофе, покивает с улыбкой Моны Лизы, ни в грош не ставя свою стихийную мудрость, но оставляя за мной право на болтовню. Я мало для кого болтун, но из нас двоих болтун, безусловно, я.
Замечу в скобках, что Семен – человек сугубо практический, серьезный, к философиям не склонный. Все, что он говорит, имеет конкретный прикладной смысл. Я к тому, что высказывание про машину - не метафора. Семену некогда философствовать и художествовать. Это время он лучше посвятит благоустройству дачи или починке велосипеда. И даже когда Семен был молод и пил иногда до лиловых чертей, никаких иносказательных посылов я от него не слыхал. Но если правда то, что вселенская мудрость полностью проявляет себя в каждой былинке, то и моего друга Семена эта мудрость не обходит. Если присмотреться, он, как и любой из нас, ежесекундно работает проекционным экраном мироздания, на котором круглосуточно разворачивается не имеющая конца и начала величайшая сага бытия. При этом краткость и несуетность Семена образует идеальную ответную половину множеству абзацев не очень полезного текста, которые роятся у меня в голове и только и ждут центра кристаллизации. И подобно тому, как любая строка Торы, помимо непосредственного содержания несет в себе и намек, и толкование, и тайный смысл, бытовые афоризмы Семена тоже можно понимать по-разному.
Быть может, говоря образно про автомобиль, он имел в виду роль аскезы в жизни человека. Избыточный комфорт действует пагубно, расслабляет, ведет к недостатку ощущений. Отсутствие внешних напряжений психика неизбежно компенсирует внутренними. Для душевного здоровья непременно должен быть легкий дефицит! Лучше, когда немного неудобно, когда чуть-чуть не досыта, когда не все по шерсти, а иногда и против, когда не сверхкомфорт, а просто комфорт, когда без особенных излишеств, когда на шаг ближе к поджарости, чем к ожирению. То есть жизнь в итоге все равно не допустит ожирения (см. выше: жди аварии! – предупреждает нас Семен), просто не надо к нему так уж остервенело стремиться, ибо никакого счастья оно не приносит. И не надо карябать машину гвоздиком (об этом жизнь тоже позаботится сама). Просто не нужно требовать ста процентов, а учиться удовлетворяться каким-то достаточным для жизни, достойным трудовым процентом.
А еще вероятно, что мысль Семена была о том, что перфекционизм – чрезвычайно дорогое удовольствие. Каждый следующий шаг на пути к идеальному отнимает непропорционально больше сил, чем все предыдущие, и потому нужно быть осмотрительным, выбирая направление для этих шагов. Можно вымыть новую машину гипоаллергенным шампунем, отполировать замшевой варежкой, завернуть в махровое полотенце и поставить в теплый гараж, и в этом гараже она будет идеальна. Но когда же при этом жить, думать о тысяче и одной вещи помимо машины, и стоит ли такая прикладная вещь, как машина, этой олимпийской концентрации? И не настало ли уже время согласиться с тем, что всем нам лучше бы большие усилия направлять на большие идеи и пояснее разделять цели и средства, чтобы пореже их путать?
А может быть и так, что Семен имел в виду вообще совсем другое: что мир – место в целом грязное, небезопасное и временное. Все на свете, рождаясь, в тот же миг начинает разрушаться и умирать. Хорошо бы нам не обманываться на эту важную тему, не строить иллюзий о том, что мы своим рвением и прилежанием сможем этот процесс сдержать или повернуть вспять, как тот персонаж из японской поэзии, который в попытке вернуть лето спускался на лодке к югу, но смог лишь продлить осень. И чтобы окончательно отбросить подобные заблуждения, нужно смириться с приметами бренности, принимать их как должное, устранять по возможности оптом и между делом и не слишком печалиться, наблюдая, как с каждым кругом, что мы описываем вокруг Солнца, их становится больше, как они ширятся и углубляются, как вырастают дети и старятся школьные друзья, как облетают волосы и множатся морщины на лице в тех местах, которыми мы радуемся и горюем…
Ничего мне на это не ответит Семен. Переждет шелест слов, глядя в пол, отхлебнет остывший кофе, покивает с улыбкой Моны Лизы, ни в грош не ставя свою стихийную мудрость, но оставляя за мной право на болтовню. Я мало для кого болтун, но из нас двоих болтун, безусловно, я.
Комментариев нет:
Отправить комментарий