пятница, 4 августа 2017 г.

Улучшения

Британская велогоночная команда Team Sky была столь откровенным аутсайдером в своей (высшей, правда) лиге, что некоторые производители гоночных велосипедов отказывались сотрудничать с ними в страхе, что их брэнд будет неизбежно ассоциироваться с поражением. Все это длилось довольно долго, до того самого момента, когда менеджером команды был назначен сэр Дэвид Брэйлсфорд. Дэйв был человек необычный, в юности подающий надежды велогонщик, впоследствии взявшийся за ум и получивший MBA. Он-то и применил на практике технику, которая в бизнес литературе называется Marginal Gains Theory, или Теория Граничных Улучшений (не знаю, есть ли устоявшийся русский перевод). 

Суть метода в том, чтобы там, где не видится возможность радикальных, судьбоносных изменения, прибегать к множественным малым улучшениям. Один процент тут, один процент там, и если таких изменений достаточно много, то совокупный эффект от них в разы превышает арифметическую сумму этих наноулучшений. Так, Брэйлсфорд поставил на байки своих спортсменов шины на 1.5% легче - микроскопическое улучшение, которому никто не придавал значения. Стал возить с собой ортопедические подушки и матрасы, куда бы команда ни ехала - чуть лучше сон, чуть привычнее положение позвоночника, чуть глубже восстановление. Заставил диетологов еще раз, очень детально, проанализировать и слегка изменить рацион спортсменов – чуть лучше энергообмен. Запретил им пожимать кому-либо руки в разгар гоночного сезона - чтобы не подхватили ненароком инфекцию, которая, даже при бессимптомном протекании, чуть ослабляет организм. И так далее, и далее, и много еще чего, десятки вещей в том же духе, о которых никто никогда не задумывался. В итоге оглушительный успех, 7 из 10 золотых олимпийских медалей в Пекине и прочие несомненные свидетельства  того, что Брэйлсфорд знал, что делал. 

На основе этой чудесной истории, почти басни, можно, наверное, написать неслабую мотивационную книжку. Но я вкратце.
Сейчас принято много говорить о больших изменениях, о том, что вредно вынашивать мелкие замыслы, что не стоит делать то же самое на 10% лучше, а нужно мечтать по-крупному, и стремиться к десятикратным улучшениям. Для революций нужны другие амбиции, дух поджигателя, идеи совсем-совсем из другого теста, нужно равнение на другие идеалы и проч.. Именно так выглядят завораживающие истории великих инноваторов в медийной обработке. А наш мозг падок на сенсации и обожает истории успеха, где фигурирует одна упрощенная генеральная идея, которая совершает переворот. 

Однако в действительности все происходит не совсем так. Глобальные изменения приходят постепенно, вызревают медленно, проделывают свой путь с ошибками и повторами, и только «выстреливают» быстро и ярко, да и то в упрощенном и обобщенном изложении. «Выстрел» - только лишь надводная часть айсберга. «Выстрелу» всегда предшествуют многие небольшие изменения и улучшения, равно как и после «выстрела» происходит методичная доводка и докрутка. «Выстрел» - дело дорогое, по усилиям и по времени, и потому крайне редкое и невозможное без предварительного набора высоты.

Да, по прошествии лет понятно, что не стоило совершенствовать кассетные аудиосистемы, это мертвая технологическая ветвь, будущее показало преимущество цифровых носителей. Но как знать, какие были бы шансы у победившей технологии без развития проигравших, не выживших. Ибо они задавали стандарт, поднимали планку, бесили своей громоздкостью, а, главное, переводили действительность из состояния «невозможно» в «возможно, но неудобно», а это полпути до идеала. А еще любые изменения сложны, и потому порой необходимо улучшить то, что потом вообще перестанешь делать. Развить технологию, чтобы потом от нее отказаться. Оптимизировать работу группы людей, ужать эту группу в три раза, чтобы понять, что она вообще не нужна, подобно тому, как онкологи иногда стремятся сперва уменьшить, а затем вырезать опухоль. Гении чаще обычного могут двигаться к результату напрямую, срезая углы, но и они порой петляют. Такие вот дела.

А еще из истории с великами очень ясно, что для того, чтобы достичь успеха, не всегда нужно точно знать вес факторов, которые на него влияют. Что сильнее повлияло – шины или отсутствие рукопожатий? Неизвестно, но и неважно: все вместе работает. А можно ли без ущерба для результата что-то из этого убрать, вернуть к прежнему? Неизвестно, но страшно: а вдруг взаимосвязи сложнее, чем мы думаем, и результат начнет сползать к прежнему позорному уровню. Для нас часто неразрешимая тайна, какие именно наши усилия привели к успеху, и можно посвятить отдельную жизнь тому, чтобы это выяснить, но успех затеи сомнителен. 

Вероятно, тут затрагиваются тонкие материи. Вероятно, неким мистическим образом к успеху ведет категорическая, добросовестная ориентация на успех, в великом и в малом. Решимость редактировать свою жизнь до тех пор, пока она не начнет работать как надо. Не сбрасывать со счетов ни одну возможность улучшения. Ибо если знать, но не улучшать, это подрывает тонус, насаждает отношение в духе «сойдет и так», заявляет компромисс. Да, приоритеты – это важно, да, правило Парето правит миром, да, всех дел не переделаешь. И все же за любой емкой идеологией – сотни и тысячи атомарных, простых, выполнимых дел, неистощимая готовность к улучшениям. 

Но довольно ли малых улучшений? Не обкрадываем ли мы свою жизнь, настроившись на них, не лишаем ли себя чего-то крупного и по-настоящему значимого, не подрезаем ли себе крылья, не снижаем ли полет, не остаемся ли с постылой синицей в руках, не отвергаем ли, выражаясь помпезно, приглашения Судьбой на танцы?

И да, и нет. Но когда я об этом думаю, я вспоминаю одну знакомую японскую студентку. Строгие японские родители, видимо, в приказном порядке отправили ее учиться в Штаты. Она приехала из родного города, из которого не выезжала ранее никогда, и немыслимо скучала по оставленным в Японии родне, друзья, обстановке, языку – всему, что составляет ткань жизни. Три месяца она буквально не жила, ежесекундно умирая от тоски по дому, которые практичные американцы называют home sickness, и у которой действительно присутствуют симптомы болезни: тяжесть в груди, рассеянное внимание, ощущение внутреннего разрушения, неспособность радоваться, потеря вкуса и интереса к жизни. Через три месяца она выработала свой психический ресурс, за счет которого можно поддерживать внешнюю жизнь, когда внутренне ты уже умер. И привела внешнее и внутреннее в соответствие: однажды вечером поместила в себя горсть таблеток и умерла в комнате университетского общежития. Бывают состояния, когда перестать жить представляется более возможным, чем плюнуть на строгого японского папу, и, не собирая барахла и ни с кем не прощаясь, сунув к карман только паспорт и несколько купюр, улететь ближайшим рейсом в Киото. Или хоть одной живой душе рассказать, в каком нешуточном отчаянии ты пребываешь и что собираешь сделать, если не найдешь выхода. 

И множество раз я наблюдал ту же картину в масштабе помельче: когда проще уволиться с работы, чем взять месяц за свой счет; проще развестись, чем серьезно и честно поговорить; проще опустошающим образом ненавидеть или бояться чего-то всю жизнь, чем сделать десяток мелких шагов к избавлению. Мы часто не делаем простых, выполнимых вещей так долго, что, в конце концов, оказываемся на краю пропасти. И вовсе не огромность задачи, а наше длительное бездействие приводит к катастрофе. Так, поленившись расставить датчики дыма, мы вынуждены однажды с риском для жизни героически выбираться из огня. Если иногда и необходимы резкие, кардинальные действия, то и тогда правильные многочисленные мелочи, сделанные до и после, уменьшат масштаб потрясения, придадут ему куда больше смысла и в итоге осуществят тот самый переход количества в качество. 

И потому да здравствуют малые, незначительные, но честные и постоянные улучшения. Ну их, ей-богу, эти революции!

Комментариев нет:

Отправить комментарий