вторник, 29 августа 2017 г.

Век учись

Когда мне было лет 14, я очень любил Джека Лондона. Сам любил, или в семье было принято любить, сейчас уже понять трудно. Вероятно, всего понемногу. Собрание сочинений в 14 лиловых томах, изданных еще до денежной реформы, занимало в книжном шкафу почетное место на «первой линии». Рассказав как-то раз о своем пристрастии приехавшему в гости деду, я услышал в ответ: я тоже любил читать Джека Лондона. Лет 50 назад. До сих пор не могу забыть, какой жизнерадостный юный хохот меня тогда разобрал. Уж очень мои меры были отличны от его.

С тех прошло несколько десятков лет. Вот и у меня появились вполне взрослые книги, читанные 15, а то и 25 лет назад. Возраст, увы, неуклонно порождает все новые двухзначные числа применительно к самым разным вещам. Многие книги случились так давно, что я даже остерегаюсь о них высказываться. Не потому, что плохие, а потому, что я лишь помню свое мнение о книжке на момент ее прочтения. Так устроена психика, что я привыкаю думать про книгу или автора определенным образом, искренне считая это мнение своим. Но стоит перечитать текст через 20 лет, теперь, из совершенно другого контекста, когда знаешь много чего вокруг и около него, когда он весь одновременно и равноудаленно доступен, когда почти все герои младше меня, как он порой предстает совершенно другим. И в прошлом любимые книги кажутся натужными и плоскими, а серенькие и проходные – глубокими и талантливыми. Дед мой, надо отдать ему должное, ни слова не сказал, хорош ли Джек Лондон сейчас. Видимо, тоже заметил этот тягостный разрыв меж собственным старшим и младшим я.

Кто-то сказал, что аморально никогда не менять своих убеждений. Истинная правда! С книгами, впрочем, пример слабоватый, так как никакого особенного развития в этой области у меня не случилось. Я просто становился старше, потихоньку читал, потихоньку взрослел. Совсем другое дело, когда учишься чему-то целенаправленно. Тогда собственным выводам даже двухлетней давности не стоит особенно доверять. И все же во всем этом не было бы большой беды, если бы наша склонность насмерть держаться однажды усвоенного касалась бы только предметов отвлеченных.

Век живи — век учись, советует нам Сенека, но на этом не останавливается, а уточняет: тому, как следует жить. Заметьте, не чему попало, а очень определенной вещи, по его мнению, стоит век учиться! Как и многие другие, это высказывание мы давно перевернули с ног на голову. Подобно тому, как мы радостно цитируем «любви все возрасты покорны», не думая об идущих следом словах неутешительных и даже горьких, точно так же мы привыкли говорить: «век живи – век учись» (точка). В смысле: вот те раз, дожил до таких лет и не знаю такого-то простецкого факта. Или же: век живи, век учись, а дураком помрешь. То есть мир так сложен, что нечего и пытаться его постичь. На вторую же часть оригинала мы так давно и решительно плюем, что она со временем и вовсе исчезла из обихода. И правда, наши представления о том, как следует жить, формируются стихийно, принимаются на веру в ранние годы, заимствуются от людей, случайно оказавшихся рядом, которые сами никогда об этом серьезно не размышляли.

Бедный Сенека! Знал бы он, выковывая свой по-римски емкий посыл, что через две тысячи лет, во втором классе советской школы нам скажут примерно так. «В 1961 году Юрий Гагарин полетел в космос, выглянул внимательно в иллюминатор и никакого бога не обнаружил. Поэтому бога нет» И что последующие 30 или 60 лет мы будем таскать за собой этот нелепый вывод, напрочь забыв про жалкий малограмотный посыл. Вывод, усвоенный под влиянием авторитетного на тот момент человека, так глубоко в нас укрепится, мы так привыкнем об этом не думать, мы так прочно включим это готовое конечное утверждение в фундамент своей картины мира, что стихийно будем придерживаться его, начисто забыв, откуда оно взялось.

И точно так же в других вещах, помельче и покрупнее. Ловкая фраза, запавшая в голову в 20 лет, - это порой единственное, что всплывает в нашей памяти при словах типа: космос, грипп, путешествия, образование, правдивость, хорошо, плохо, или даже смерть, или даже любовь. Мы, не морщась, выдаем куски текста, прилипшие когда-то с внутренней стороны головы – страшно давно, когда крайняя простота нашего мировосприятия была и объяснима, и простительна. Но вот нам уже много лет, мы уже сами много для кого авторитеты, а все гоняем бездумно по кругу эту стыдную карусель набивших оскомину слов.

Мы не в силах посмотреть на них по-новому, так, чтобы они хоть что-то значили. Потому что тогда мы ужаснемся, насколько до основания нам надо разрушить свое миропонимание, насколько с нуля, от земли, от костей, начать заново его выстраивать, чтобы оно хоть как-то объясняло наш собственный жизненный опыт. Вместо этого мы предпочитаем существенные куски этого опыта игнорировать, сдерживать болезненные неувязки и хаотический разброд, подгонять то, что мы видим и чувствуем, под то, как привыкли думать. Так в далеком 15м веке геоцентрическая система мира уже не могла объяснить наблюдаемое перемещение планет без чудовищных натяжек и семикратных эпициклов, и все же вполне мыслящие люди до последнего цеплялись за эту бесполезную сказку.

И как же это непросто и вместе с тем необходимо из-за какого-то римского дядьки перестать считать себя умным, все понимающим и состоявшимся, и взяться пересматривать свои привычные шаткие мнения. Признаться в том, что сам не веришь в слова, которые произносил тысячу раз. Иметь силы и смелость усомниться, расписаться в несостоятельности, и, невзирая на изрядный возраст, вычистить из головы и гордость, и страх, и горечь упущенного времени, и много еще какой лежалый хлам, и попытаться заново учиться тому, как следует жить, не надеясь, что этот процесс когда-нибудь завершится.


Комментариев нет:

Отправить комментарий